Одна травка стояла на открытом поле просто сама собою, без всякой защиты, так что ветр и всякая другая непогода делали с нею, что хотели. Другая травка стояла под защитою дома, под кровлею, в тени, в тишине, и защищена от всего. Меж этими травками часто бывали упреки в превосходстве состояния, величаясь одна перед другой. Как обыкновенно, хорошее состоянье спесь рождает. Травка на поле сносила это все, не без огорченья однако ж. Да только в ответ говорит траве под домом: «Увидим, что конец наш
Лев раз сделал выбор тем самым зверям, которых он бывало охотник был больше всего употреблять в пищу; а этим самым дал право или привилегию всех зверей, которых сии с своей стороны также кушать любили, употребить в пищу безданно, беспошлинно, без всякого ответа и взысканья. Звери сии и весь львиный двор, как помнят сами себя, такого праздника не видали, ниже от стариков слыхали. Можно представить, что охулки на себя не положили: уж подлинно, что пировали. Что ж, чем это кончилось? Когда лев уви
Сельди, будучи преследуемы китами, от них ушли, а вместо того в мережи людей попали. Подумаешь: ничто от людей не уйдет, и даже до сельдей все не ушло от людей.
И от людей всё не ушло,
И даже до сельдей.
Один бедняжка искал счастия своего во всем и всеми образы, да не мог никак дойти, чтоб счастие найти. Случилось ему найти вещь, до которой, как слышал он, государь его весьма охотник был. Пошел он ко двору, с тем чтоб эту вещь вручить прямо своему государю, чтоб тем вернее до него дошла. «Отведаю счастие в последний раз: авось-либо найду». Иногда такие вещи пропадают, когда чрез других вручаемы бывают. Случился час, что государь его показался, и он вещь ему эту вручил. Государь ее принял с отме
Случилось, что некто шел дорогой и денег нес мешок. Встретилось ему несколько других дорожных, из коих одни давно ремесло разбойничье отправляли. Но были и такие, которые никогда подобного греха не знали. Первые, по склонности своей, тотчас на видимую добычу броситься хотели; но другие уговаривать их разными способами. Да что, ни слуху нет, ни послушанья. Словом, бросились на прохожего, и деньги отнимать. «А нам чего смотреть? — сказали тогда другие. — Пускай же, если так, и мы достанем часть».
Хозяин некий, имея зверя дикого на цепи в доме, вздумал этого зверя спустить с цепи и дать ему ходить на воле, во-первых, из жалости к зверю, а сверх того считая, что зверь, может быть, уже обрусел. И так спустили зверя с цепи; и зверь, увидя себя на воле, стал по склонности своей врожденной всех терзать, кто ни попался, так что и сам хозяин едва спасся (что и хозяину досталось самому). Дать волю хорошо, да должно знать кому.
И с зверя цепь отнюдь не надобно снимать,
Пока не будешь ты,
Муравей увидел что-то, для запаса его пригодное. Дорога, по которой тащить ему этот запас должно было, шла вдоль стены вверх. Легко вообразить, что дорога эта муравью была не шутка. Тащил муравей, тащил, да вдруг тяжесть запаса пересилила, и муравей с запасом полетел вниз: запас в сторону, а муравей в другую. Все хорошо, что в силу (все в силу хорошо).
Баснь на пословицу: святое место пусто не будет.
Лев, главный председатель судейского места, отпустил полезного члена из судей, за тем что он его пристрастию угодить не хотел. Место было весьма хорошо занято исправным и добрым судьею; но потом стало занято судьею презлым и пренегодным. Лев, отпуская прежнего судью, сказал: святое место пустым не будет. Ошибка в том большая — утверждать святому месту де пустым не быть. Бесспорно, что пустым не будет; да дело в том, каков кто место то займет.
Рыбу и раков ловят с огнем; и рыба и раки на огонь или, лучше сказать, на свет идут, а между тем, шедши на свет, в мережу попадет. Вот приманчивость многих лжеучителей: они так блистательно свои уверения и учения показывать умеют, а людей между тем не на свет выводят, а в тьму ввергают.
Чужого не замай, а береги свое.
Я вечно 6 не тронул того, что не мое,
Чтобы хлопот себе не навести на шею,
И для того я их, спасибо, не имею.
К тому же сатаны я столько не робею,
И даже злой жены я столько не боюсь,
Как дел подьяческих и спорных берегусь.
Собака нашла кость, и как на ней мяса не было, то повертела ее в зубах и бросила. Лисица нашла ту же кость, разгрызла ее и нашла в ней мозг, который выела. Не бывает ли это самое и с сочинениями? Невежда, не входя в смысл хорошей книги, оставляет ее и не читает, а умный пользу открывает. (В книге, иногда и весьма хорошей, невежда полезного не находит, а умный в той же самой пользу открывает.) Сколько сочинений подвержены той же участи!
В басню про женщин. «Опять про нас! Да кажется, уж довольно об нас говорено». — Опять про вас. Да как про вас не говорить? Кого любишь, о том и говоришь. Или, кто славен, как о том не станешь говорить? Да вы же каждый раз новые подаете причины. Когда бы вас не почитали, ни слова б не сказали. Кого чем больше почитаешь, того тем больше вспоминаешь. Кто больше на уме, о том и говоришь.
Как отважится жениться? Ну, ежели случится жена хороша, так ведь беды. Мы в таком веке живем, что от больших
У льва был зверинец насажен разными зверями для пищи льва, и приставлены были собаки стражами. Лисице не по нутру, что у всех приставов поживиться нечем было: наговаривать льву на собак и взносить всякое на них преступление. (Лев хоть лев, а слабость также есть.) Лев был столько слаб, что поверил лисице и отдал ей на произвол выбрать приставов, кого она хочет. Лисица приставила осла. С тех пор и начала таскать из зверинца сколько хотела (и льву кусок, лисице два). И став слаба зверинцева стража,
Был меж зверей выбор отрядить какого-то зверя к управлению местом, и местом важным; отряд этот поручен был от льва приближенным к нему зверям. Они выбрали осла к управлению местом. Другие звери, помельче и не так важные, сколько те, удивились странному этому выбору и спросили их, для чего они назначили глупейшую из них скотину: ведь сыскались бы поумнее. На что отряжающие, чтоб намерения свои коварные и хитрые скрыть, сказали: «Осел хотя не так, как вы, умен, да он смирен». Другие звери им на эт
Кто как ни говори, будто бы войною распространить можно свою область приобретением чужих земель, однако это сомнительно: я против этого иду, и сколько доказательств ни найду, все здесь приведу. Один лев из честолюбия войну объявил другому льву (Причины, говорят, другой он не имел, окроме той, что так хотел, несмотря, что вечные сказано было дружбу и доброе согласие хранить, как бы например в трактатах пишут).
Хоть иногда и из мщения объявляют, а иногда по дружбе: причины разные бывают, что в
Лев, со своим народом живучи, видит, что околоток его безлюден в сравнении с его соседами: вознамерился вызвать из соседних мест скотов в свой околоток, чтобы заселить пустые места; для этого обнародовал он разные выгодные обещания тем, которые к нему перейдут, что и сдержал он царским своим словом:
Львы, говорят, уж не солгут,
Когда их слово в чем дадут.
Впрочем, лучше ли у него было жить новым выходцам, или там, где прежде жили, того не знаю. Довольно, народ к нему перешел. Может быт
Солнце осердилось на океан за то, что он не раз делал на земли или, лучше сказать, плодам солнца вред и опустошение; начало спускаться с высоты своей и его жечь, так что ажно океан весь закипел, а от этого, что океан должен был закипеть, сварились все в нем животные. Так между ссорой двух больших все маленьким достается.
Меж ссорой двух больших меньшие все теряют (— всегда меньшой теряет).
Дурака заставь Богу молиться, он и лоб разобьет. Велели одному поститься и молиться, чтобы постом и молитвой сподобиться царства небесного. Дурак стал молиться и поститься, считая, что он в небо попадет; а как простаков всегда на все довольно бывало, то он и думал, что тотчас ему вьяве небо и растворится, потому что он это наставление толковал прямо по словам. Но видит, что все с ним не сбывается переселение на небо: стало ему скучно. Раз идет он мимо колодезя и остановился перед ним, и видя не
Дерево представить с плодами, на которые ветер всею силою устремлялся, и дерево будучи сильное, ничего ему сделать не мог, а только плоды с него срывал. Нравоучение то, что ветер — невежество, которое, самому дереву не могши ничего сделать, срывает с него плоды, и хотя кажется, что чрез то плодам и дереву вред наносит, но вместо того в цену их вводит, потому что иной достать бы плод с дерева не мог, а упалое подымает.
Достоинство иного сочинения не столько бы разбирали, если бы его Сорбонна
