Неугомонное и вздорное Желанье
Пред Дием завсегда толклось как на часах.
«Постой же, — он сказал, — отныне в обузданье
Пускай сопутствует ему повсюду Страх».
«Поэт и горд еще! — сказал спесивый Клим. —
А чем богат? ума палата!» —
«Купи бессмертие себе ценою злата, —
Ответствовал Поэт, — и я смирюсь пред ним».
Средь храма, ниц челом, Моллак молился вслух:
«Всезрящий! ты мне все: пошли мне воздаянье!»
А нищий в уголку шептал, смиря свой дух:
«Отец! дай мне отжить в сердечном покаянье!»
«Над Черепахою нельзя не прослезиться». —
«Спасибо! что 6 тебя растрогать так могло?» —
«Легко ль носить свой дом, повсюду с ним тащиться?» —
«Что в пользу, то не тяжело».
«Несносный жребий мой! То вверх, то вниз лечу;
Вперед, назад меня толкают.
Ракете смех, а я страдаю и молчу». —
Проситель! И с тобой не лучше поступают.
Волк, полуночный тать,
Схватил Козленочка. «Не смей его терзать, —
Воскликнул Лев, — пусти!» — и Волк ему послушен.
Подлец всегда свиреп; герой — великодушен.
Убийца, чтоб спастись от строгости Судей
И казни, весь дрожа, бежал через плотину,
Споткнулся и в реке нашел свою кончину. —
Суд Промысла везде найдет тебя, злодей!
«Зачем ты льнешь?» — Магнит Железу говорил. —
«Зачем влечешь меня?» — Железо отвечало.
И в нас бы сердце то ж, — прелестный пол, — сказало.
Природу одолеть превыше наших сил.
Орел стремил полет свой к Фебову престолу;
А Филин говорил: «От солнца мука нам». —
Так доблесть ясный взор возводит к небесам,
Злодейство опущает долу.
В Амуре на холсте все жизнию дышало;
Невинность перед ним горит, потупя взор.
Артист встревожился: «Что значит сей укор?
Что надобно еще Амуру?» — Покрывало.
Садовник, Яблоко отняв у Обезьяны,
Вскричал: «Оно мое!» — и тотчас раскусил.
«Неправда, а мое! вы сильны, так и рьяны», —
Из Яблока ему Червь бедный возразил.
Индеек не на вкус пришел Павлиний рост.
«Какой, — кричат, — урод!» А он в ответ злодейкам
Лишь только раздувал свой изумрудный хвост. —
Творенье гения — ответ его Индейкам.
Честон был поражен кинжалом, но слегка. —
Дан промах, так и быть! злодей вскричал: «Отселе
По крайней мере знак останется на теле». —
Черта клеветника.
