I.

Книга есть лучшая часть жизни сочинителя. Он в ней передает нам действия ума своего и сердца. Можно поэтому судить, как драгоценна книга, представляемая здесь читателю. Ея страницы воскрешают перед нами все замечательнейшие дни Ивана Андреевича Крылова, котораго имя знакомо почти каждому из Русских. Удивительна судьба его. Он вел жизнь тихую, однообразную и беззаботную. Никогда не приходили ему в голову помышления о достижении почестей, знатности, власти и других выгод жизни. В самом умеренном достатке он уже видел совершенный избыток, и спокойно им ограничивался. В трудах своих находил он забаву, и не доискивался громкой славы. А между тем как высоко вознесло его счастие! Без власти, без знатности, без богатства, без усиленных трудов, он силою ума и даром слова покорил мысли своей умы всех, и навек остался присутствующим в душе каждаго. Люди всех сословий, всех возрастов, самые образованные и едва знакомые с грамотой, ученики и наставники, люди на первых местах в государстве и не выходящие из семейнаго круга, все равно поучаются его наставлениями, и добровольно признают над собою его превосходство. Не любопытно ли узнать, как достигнул Крылов этой высоты? Чем реже на земле подобныя явления, тем они сильнее занимают нашу любознательность.

II.

Есть сочинения, которыя равно занимательны и для детей, и для взрослых. Таковы басни. Их перечитывают по нескольку раз, и часто наизусть повторяют все, как говорится, от мала до велика. Только не все одно и то же извлекают из чтения басен. Детей забавляет в них разсказ, обыкновенно простой, ясный и часто веселый. Они, конечно, догадываются, что в вымышленном событии скрывается намек на какой-нибудь случай действительной жизни; но их воображение так увлекается описываемыми предметами, что о главной цели сочинителя басни они почти и не думают. Совершенно другое происходит в уме взрослаго человека. Ему вымышленный разсказ нравится только тогда, когда в каждой части его видно приближение к прямому смыслу, и когда подразумеваемая истина является наконец во всей полноте своей и силе.

Как ни легко по видимому составить басню, но не многие из баснописцев заслужили всеобщую известность и славу. Только опытный, степенный и дальновидный ум в состоянии придумать разсказ, из-за котораго открывается важная, новая и непоколебимая истина. Поэтому отлично хороших баснописцев часто называют то мудрецами, то философами. В молодости редко кто посвящал себя исключительно сочинению басен. Размышление и осмотрительность сообщают человеку в зрелых летах наклонность к этим вымыслам, которыми прямо оскорбиться никто не может, и из которых более или менее все чему-нибудь научаются.

Если баснописец от природы получает способность представлять предметы в самыя занимательныя минуты их действия, и изображает их не только со всею верностию, но и живостию, то разсказ его врезывается в воображении, как приятнейшее из наших чувствований, как сильно поразившая нас картина. Прославившиеся в истории баснописцы все таковы. Без этого дарования разсказ становится вялым и утомительным, а заключенная в нем истина — скучным уроком, безполезным словом, которое произнесено и выслушано без участия.

III.

У нас в России много было баснописцев, но лучшим из них признан всеми Иван Андреевич Крылов. Он родился в Москве 2-го февраля 1768 года. Отец его, Андрей Прохорович, тогда находился в военной службе, и вскоре принужден был отправиться с семейством в Оренбург. Величайшая опасность ожидала там маленькаго Крылова и его мать. В этом краю появился самозванец, Пугачев, против котораго и послано было войско. Отец Крылова был храбрый капитан, и распоряжал свои действия умно и счастливо. Бунтовщик, в досаде на него, отдал приказание, чтобы все его семейство было повешено, лишь только соумышленникам его удастся взять Оренбург. К счастию, не так случилось. Пугачев сам был пойман, и отвезен в Москву на казнь. Тогда и капитан Крылов покинул военную службу, и перешел в гражданскую. Он поселился в Твери, где определился в председатели губернскаго магистрата. Едва исполнилось сыну одиннадцать лет, как отец скончался.

Мать Крылова называлась Марья Алексеевна. Он ей обязан был воспитанием и всем, чему удалось ему выучиться в детстве. Оттого до самой смерти своей Крылов вспоминал о ней с благодарностью и любовью. Жили они в бедности и нужде. Но мать успела сама научить сына своего читать и писать по-русски, а для французскаго языка посылала его к гувернеру губернаторских детей, и после заставляла при себе повторять выученное там.

У детей часто не достает терпения и внимания, когда начинают их учить чему-нибудь. Мать Крылова испытала то же на своем сыне. Придумывая разныя средства, как бы заставить его охотнее учиться, она решилась всякий раз давать ему по нескольку копеек в награду, когда он исправно просиживал с нею за уроком. Сын очень рад был тому, и прятал деньги. Привычка к накоплению денег без определенной цели зараждает в детях дурную страсть, известную под именем скупости. Мать стала бояться, чтобы не случилось того и с ея сыном. Тогда она растолковала ему, что он может на свои деньги покупать для себя такия вещи, которыя ему необходимы, напр.: перчатки, картуз и т. п. Он был рад, что мог наряжаться по своему вкусу из собственных денег.

IV.

После отца Крылова остался целый сундук с книгами. В мальчике врожденная была наклонность к чтению. Он и занимался им безпрестанно. В голове его бродили разныя приключения, о которых узнал он в книгах. Особенно нравились ему вымыслы о волшебниках, которых часто выводили на сцену в старинных операх. Он даже почувствовал охоту сочинять что-нибудь в этом роде. Таким образом, будучи только четырнадцати лет, он написал свою оперу, под названием Кофейница. Хорошо, что ея не напечатали. Это был ребяческий набор незанимательных явлений и смешных арий.

В то время, как сын проводил время в любимых забавах своих, мать его предавалась заботам, чем содержать себя и ребенка. У них не было ни собственнаго состояния, ни пенсии. Она решилась, как это часто делают бедные родители, определить мальчика в службу, хоть он ничему еще порядочно не научился, и мог только кое-как переписывать бумаги. Крылова приняли писцом в тот же магистрат, где служил отец его. Но это не принесло им значительнаго пособия. Крайняя бедность и надежда на пенсию за службу мужа заставили мать отправиться с сыном из Твери в Петербург. Они прибыли сюда в 1782 году и жили в большой нужде. Хотя Крылову и дали здесь место в службе, но он получал жалованья только 25 рублей в год. Ему удалось между тем продать свою Кофейницу одному книгопродавцу, Брейткопфу, который был вместе и хороший музыкант. Вместо 60-ти рублей, которые покупщик согласился дать ему за рукопись, мальчик выбрал у него для себя несколько французских книг, в этом числе сочинения Расина, Мольера и Буало. Он не мог довольно начитаться их — и сам решился писать трагедии. Страсть к театру усилилась в нем еще более тогда, когда удалось ему познакомиться с знаменитым в то время трагиком нашим Княжниным и славным актером Дмитревским.

Только шесть лет прожила в Петербурге мать Крылова. По смерти ея он должен был сам заботиться о своем существовании и счастии.

V.

Двадцатилетний молодой человек, по неопытности своей, много потерял времени на занятия безполезныя прежде, нежели дошел до того, что было согласно с его силами и способностями. Он родился с необыкновенными дарованиями к умственной работе, и был в ранней молодости очень деятелен; но ему не доставало тех знаний, которыя приобретаются порядочным воспитанием и учением. Что узнал он, все было неполно, без связи, перемешано. Самое чтение книг, чему он предавался больше всего, увлекало его к пустым предприятиям, потому что никто не руководил его в этом деле, никто не указывал ему на необходимое, и не предостерегал от вреднаго. Он получил от природы ум острый и проницательный. Вместо того, чтобы обращать его деятельность на изучение наук, он только занимался сочинением то тяжелых трагедий, то смешных и колких разсказов. Из неудачных первых опытов его особенно известны две трагедии: Клеопатра и Филомела. Первая не попала в печать. Дмитревский, с которым Крылов советовался, изъяснил ему, что это сочинение, как слабо обдуманное, не заслуживает быть изданным. Другая трагедия, не смотря на то, что напечатана, совсем не занимательна. Видно, Крылов еще не знал тогда, что в сочинение, для котораго берется содержание из истории, должны войти самыя верныя черты жизни, нравов и прочих исторических особенностей.

По смерти матери, Крылов еще два года оставался в службе. Не чувствуя в себе особенной наклонности к должностным занятиям, он с 1789 года, вышедши в отставку, исключительно начал трудиться, как журналист. С этим званием он соединил и другое, а именно звание типографщика, чем надеялся упрочить способы независимой жизни. Так провел он двенадцать лет. Если бы удалось ему в первой молодости запастись основательными и разнообразными сведениями в науках, без сомнения он, при способностях своих, с 20-ти до 30-ти лет жизни, успел бы произвести что-нибудь более замечательное, нежели трагедии и мелкия стихотворения.

VI.

Теперь первым предприятием Крылова в литературе было издание Почты духов, сатирическаго журнала, выходившаго в продолжение 1789 года. В составлении его участвовал капитан гвардии Рахманов. Собственно Крылова сочинения, помещенныя тут, представляются в виде переписки, бывшей будто бы между адскими духами: Зором, Буристоном, Вестодавом и Маликульмулъком. Письма их содержат изображение всего, что в тогдашнем веке казалось сочинителю странным, смешным, глупым, порочным и вредным. Особенно осмеивает он безразсудное пристрастие Русских к неуместному употреблению французскаго языка в разговорах, также дурное воспитание и пренебрежение ко всему отечественному.

В следующие за тем два года ничего не явилось из-под пера Крылова. Он до пристрастия полюбил театр, и посещал его неизменно. В 1792 году он решился опять издавать журнал, под названием: Зритель. Участником его в новом издании был литератор Клушин, известный в последствии времени, как писатель для театра. Сочинения Крылова в Зрителе были разнообразны. Много между ними есть и мелких его стихотворений, впрочем не очень замечательных. Сатирическое направление осталось и здесь господствующим, как было в Почте духов.

Издатели, по истечении года, прекратили этот журнал, начав другой, который назывался: Санктпетербургский Меркурий. Здесь Крылов напечатал множество мелких своих стихотворений и несколько замечаний на театральныя пьесы, тогда игравшияся, не переставая нападать с колкостью на слабости и глупости современников. В этом же году он написал комическую оперу: Бешеная семья и комедию: Проказники, которыя представлены были обе на театре, и напечатаны в старинном сборнике русских театральных пьес, изданном Академиею Наук под заглавием: Российский Феатр. Тоже произошло и в 1794 году с новою его комедиею: Сочинитель в прихожей. Впрочем в них мало видно правдоподобия действительной жизни или характеров, обдуманно составленных. Крылов их писал в подражание тому, что видел на театре, тогда еще новом у нас и бедном хорошими образцами.

VII.

В продолжение следующих шести лет (с 1795 по 1801 г.) Крылов и в службе не был, и ничего не сделал для литературы; по крайней мере, нет из его сочинений ни одного, которое бы видимо относилось к этому времени. Можно подумать, что с двадцати пяти лет до тридцать втораго года жизни своей он и не думал о прежних любимых своих занятиях. Бывает нередко, что люди в этом возрасте предаются праздным удовольствиям и разсеянности. К сожалению, Крылов не избежал общей участи. Он любил тогда забавы, посещал для своего развлечения общество, и разделял безплодное его препровождение времени. Но, как поэт, он много отсюда взял добраго запаса на будущее время. Он ближе ознакомился с людьми, начал понимать различныя их обязанности, их склонности и страсти, и таким образом приготовился к будущим своим трудам. Он успел пополнить воспитание свое, привыкнув к чтению на французском и немецком языках, выучившись по-итальянски, также рисовать и играть на скрыпке. В последнем искусстве он довел себя до такого совершенства, что с лучшей виртуозами того времени разыгрывал самые трудные квартеты. Но он не употреблял особенных усилий на то, чтобы свободно говорить на французском языке, хотя легко читал, и даже мог писать по-французски.

Первые два года нынешняго столетия Крылов находился в службе, состоя секретарем у рижскаго военнаго губернатора, князя Сергея Федоровича Голицына, который особенно покровительствовал его. Из Риги начальник его, взяв отставку, переехал в саратовскую свою деревню, куда пригласил жить и Крылова. Там он провел три года, как друг семейства князя, и занимаясь по временам, как учитель, с его детьми. Жизнь в чужом доме решительно подействовала на его ум и характер. Он приобрел навык соображаться с разными обстоятельствами, обдумывать не только поступки свои, но и каждое слово, предвидеть хорошее и худое из того положения, в котором находишься, и быть постоянно благоразумным, даже крайне осторожным в отношении ко всем людям. Можно сказать, что здесь только кончился период его воспитания, который судьба по видимому длила до тридцати семи лет его жизни. Дальнейшия литературныя занятия Крылова были по большей части уже достойны этого знаменитаго между нами имени. Как ни медленно подвигался он на пути славы, как ни трудно было ему самому дойти до того, что другие получают от своевременнаго воспитания и счастливых обстоятельств жизни, но он победил все затруднения и до таких успехов довел данный ему природою талант, что сделался предметом удивления, любви и благодарности своих соотечественников.

VIII.

В сочинении басен Крылов показал образец совершеннейший. По видимому, он создал для нас свою поэзию, одушевившись единственно нашею природою, нашею жизнью и нашими нравами. Ум, воображение и язык в его баснях представляют одно отличительное, замечательное и прекрасное в том виде, как оно свойственно русскому народу, и как оно должно являться истинному поэту, особенно в этом роде. От прежних своих занятий к басням Крылов перешел, можно сказать, случайным образом. В 1806 году он был в Москве, где и познакомился с И.И. Дмитриевым, котораго басни не менее уважаются, как и прочия его стихотворения. Крылову вздумалось перевести для опыта две басни Лафонтена: Дуб и трость и Разборчивую невесту. Он показал перевод свой Дмитриеву. Опытный баснописец тотчас почувствовал, какой талант скрывается в его будущем сопернике, и присоветывал ему не покидать новаго рода занятий. Крылов тогда же перевел еще из Лафонтена басню: Старик и трое молодых. Таким образом, он добрым советом выведен был на ту дорогу, которая довела его до безсмертия.

Между тем старинная страсть к театральным сочинениям не совсем покинула его. В 1807 году он напечатал две комедии: Модную лавку и Урок дочкам, также волшебную оперу: Илья богатырь, которыя все играны были на театре. Первыя две долго нравились всем, и потому долго оставались на сцене. В них есть явления, по которым можно узнать остроумнаго и насмешливаго Крылова. Но это было последнею его данью театру. Он предался теперь исключительно басням. Не надобно впрочем думать, что их сочинение составляло для него труд непрерывный и постоянный. Он от времени до времени пользовался каким-нибудь случаем, который давал ему содержание басни. Заготовив ее вчерне, он долго перечитывал и переправлял новое сочинение свое, несколько раз переписывая его на особом листке. Почерк его был старинный и до такой степени неразборчивый, что Крылов под старость и сам не мог читать своих рукописей. Когда он читал свои басни другим, его чтение было так же приятно, естественно и выразительно, как и стихи его. В первый раз особою книжкою напечатаны были басни Крылова в 1808 году. Их было только 23. Не смотря на столь малое число их, сочинитель скоро сделался самым замечательным лицом. Особенно полюбили его граф А.С. Строгонов и А.Н. Оленин, люди, умевшие ценить таланты во всех родах. Император Александр Павлович успехи Крылова в поэзии признавал как бы заслугою перед отечеством, и щедро награждал его. Государыня Мария Феодоровна удостоила его даже личнаго Своего участия, и, приглашая иногда к Себе, любила слушать то, что ему удавалось написать новаго.

IX.

Совершенно однообразная и спокойная жизнь началась для Крылова, когда он определился на службу в Императорскую Публичную библиотеку, куда переселился и на житье, что было в 1812 году. Он здесь провел всю остальную половину жизни своей, за исключением только четырех последних лет. В квартире его были три комнаты, из которых одна оставалась у него даже без назначения. Как холостой человек, никогда не обзаводившийся хозяйством, он мало обращал внимания на порядок и убранство жилища своего. Только по временам пробуждалась в нем особенная какая-нибудь прихоть. Так, несколько времени собирал он картины и эстампы. Раз накупил он в квартиру свою самых блестящих вещей, дорогой мебели, ковров и богатых столовых принадлежностей. Но постоянный за этим присмотр не входил в число его привычек, и оттого скоро все у него тратило вид красоты и приятности. Даже в отношении к себе самому был он небрежен, над чем вместе с другими приходилось ему по неволе подшучивать и смеяться. Он любил, когда голуби с улицы влетали в его комнаты, где он прикармливал их, бросая повсюду зерна. Он не большой был охотник до прогулок, и дома, читал ли, писал или курил, всегда проводил время, сидя в покойном комнатном платье. Но деятельный ум его не переставал никогда работать; трудно указать на другаго писателя, который был бы умнее его, основательнее бы его разсуждал, и осторожнее бы вел себя в отношении ко всем людям.

Должность не была тяжела для Крылова. В некоторые только дни он обязан был принимать и в порядок приводить вновь выходившия русския книги, или, по оставляемым требованиям, приготовлять их для чтения посетителей Библиотеки. Еще реже приходилось ему проводить там целыя сутки на дежурстве. От природы у него была наклонность к жизни неподвижной, а служба эта еще более к ней приучила его. Утром до обеда оставался он всегда дома. Обедать отправлялся по большей части в Английский клуб. Вечер чаще всего проводил у Алексея Николаевича и Елисаветы Марковны Олениных, где считали его за роднаго. Крылов был вполне предан им, так, что однажды сказал Елисавете Марковне: «когда наступит последний мой час, я приду умереть к вам сюда к вашим ногам». И действительно: почувствовавши раз удар паралича от прилива крови к голове, он, больной, с трудом пришел в этот дом, и трогательно произнес: «ведь я сказал вам, что приду умереть у ног ваших; взгляните на меня». Но ему оказана была во-время помощь, и он выздоровел.

X.

Не смотря на то, что собрание басен Крылова составляет и теперь небольшую книжку, а в первое время издания их она была еще меньше, ему, как поэту, в 1818 году, оказана была самая блестящая почесть Императорскою Российскою Академиею, в которой он с 1811 года находился действительным членом. В ознаменование великой от его басен пользы русскому языку и славы отечеству, Академия торжественно наградила его золотою медалью, какою тогда же почтила и Карамзина за его Историю Государства Российскаго. Крылов, в продолжение свыше семидесятилетней жизни своей, всегда пользовался дружбой и любовью знаменитых писателей наших. Ежели окружить его их именами, то выйдет тут весь лучший период русской литературы. Державин, Нелединский-Мелецкий, Капнист, Озеров, Дмитриев, Карамзин, Гнедич, Жуковский, Батюшков, князь Вяземский, барон Дельвиг, Баратынский, Пушкин — все они связаны были с ним искренностью, единодушием и братством. Он с своей стороны, при всей привычке к жизни одинокой и к некоторому бездействию, принимал живое участие в их занятиях, чувствуя всю важность их трудов для общественнаго образования. Оттого и всеобщее мнение ни о ком так не высказалось согласно и неизменно, как о Крылове. Смотря по различию вкуса и по другим обстоятельствам, редко похвалы писателям бывают без разделения; но при имени Крылова одно слышалось отовсюду. Самою, конечно, утешительною для его таланта наградою было то неоцененное внимание, которым он пользовался от высоких Особ Императорскаго Дома. Из его басни, Василек, всем известно, что Императрица Мария Феодоровна нежнейшее оказала ему попечение во время болезни его. Он до гроба хранил цветы, которые при разных случаях удостаивала посылать ему Императрица Александра Феодоровна. Оба Императора, Александр Павлович и Николай Павлович, самым щедрым образом награждали его, как писателя и гражданина. Его бюст послан был в числе подарков на новый 1831 год Государю Наследнику Цесаревичу Августейшим Его Родителем. Везде каждым Лицом Царскаго Семейства он был приветствуем с искренним, полным радушием и ласкою.

Иностранцы также оказали еще при жизни Крылова особенное уважение к его таланту. В 1825 году, в Париже напечатано было 86 басон Крылова, переведенных на итальянский и французский языки, лучшими тогдашними поэтами той и другой земли. При этом издании находился и подлинник с портретом автора и несколькими гравюрами. Было еще несколько других переводов басен Крылова на французский и немецкий язык. У нас же и примера не знают, кто бы столько раз и в таком числе печатался, как Крылов. Вычислено, что всех экземпляров басен его с перваго издания их до его смерти разошлось по России 77,000.

XI.

Природа послала в дар Крылову не только тонкий ум и счастливейший талант, но и удивительную твердость в исполнении трудных дел, когда он предпринимал их. Привычка к бездействию и наружное ко всему равнодушие покидали его совершенно, когда он выбирал с любовью какое-нибудь занятие. Можно сказать, что тогда его терпение равнялось силе души его. В самой отделке тех басен, которыми он почему-нибудь не был доволен, нельзя было не удивляться его настойчивости. Так свою басню, Дуб и трость, он переделывал до десяти раз. Еще более изумил он всех твердостью воли своей, без учителя, только с помощью грамматики и лексикона, выучившись на 51-м году греческому языку, котораго прежде совсем не знал. Он так овладел им в два года, что мог свободно прочитать всех греческих поэтов с Гомера до Анакреона. Несколько позже, слушая часто, как одна дама читала при нем в слух английския книги, он скоро стал понимать и читать по-английски. Иногда и пустое дело заманивало его решимость в такой степени, что он не покидал его, не добившись до исполнения. Ему очень понравилось однажды, как индеец-фокусник составлял вокруг головы своей блестящий венок, искусно играя светящимися мячиками. Крылов захотел дойти до этого мастерства. Он купил подобных мячиков, заперся в комнате своей, уселся на ковре, трудился две недели — и дошел до того, что ему хотелось сделать непременно. Особенным любопытством он всегда подстрекаем был смотреть на пожары. Это странное влечение так им овладело, что ночью, с постели, он непременно вскакивал, одевался и, как бы далеко ни было, шел, лишь узнавал о каком-нибудь пожаре. Видно было, что он казался склонным к бездействию только по наружности, а мысль его искала труда, как необходимой пищи. В шумном говоре народа, в ловкости хитреца, во всякой книге Крылов ловил выражения и черты, которыми лучше всех умел пользоваться при удобном случае.

XII.

Нельзя не заметить, что Крылов, так часто в жизни своей уступавший прихотям воображения, по большей части беззаботный и переходивший нередко в крайности, умел строго и неизменно сохранять в баснях своих один и тот же дух мудрой наставительности, удивительнаго спокойствия, неотразимаго убеждения, неподражаемой во всем простоты и умеренности. Говорил ли он о воспитании и учении — в его правилах слышится голос опытности, благоразумия и прямой любви к отечеству. Описывая, в каких видах является ложная дружба, он ничего не упускает из глаз, и обогащает наш ум самыми тонкими соображениями. Слабости людей и пороки представлены у него так, что читателю вживе видятся приемы их и действия. Между тем нигде нет в суждениях и приговорах Крылова раздражительной самонадеянности, решительной самоуверенности, во всем и всегда неприятной резкости. Он ведет свое суждение так спокойно, так постепенно, так умеренно, что не возможно защититься от силы ума его, и тем менее оскорбиться злоупотреблением власти, данной ему природою. Ежели сущность дела такого свойства, что много правдоподобнаго и на одной, и на другой стороне (напр., в баснях: Водолазы, Червонец, и мн. др.), он не угождает, не льстит какой-нибудь партии, а укалывает, как мудрый и неподкупный судья, где между этими крайностями середина, т. е. истина, и таким образом примиряет обе стороны. Труднейшия задачи, касающияся гражданских, религиозных, ученых, нравственных и других предметов, он нашел средство решить так, что против него ни откуда не являлось еще возражений. От Княжнина до Гоголя, в течение слишком полувека, Крылов не только следовал, как наблюдатель, за всеми мнениями и вкусами, но и как писатель сам действовал, однакоже уберег до конца жизни твердыя свои начала, свои убеждения, свой ровный голос и святую свою истину. Он ни с кем не спорил, никогда не опровергал, ни за кем не гонялся, никому не изменял; он только мыслил и действовал самобытно. Внимательно сам с собою разбирая причины и следствия событий частных, общественных и всех современных, он произносил о них умеренный, но неотразимо верный приговор свой — и не было человека, который бы мог еще вернее решить это дело, или нашел бы средства, для оправдания собственной мысли, раздвоить целость суда скромнаго, но прямодушнаго.

XIII.

Разбирая внимательно характер мыслей Крылова, зрелость его поучительности и постоянное заступничество за правила мудрой умеренности во всех случаях, какие только представлялись ему в жизни и современной истории, надобно согласиться, что он высоко ценил ответственность писателя, и не случайно дошел до тех совершенств, которым все в нем удивляются. Его внешняя жизнь, столь обманчивая для приговора, прикрывала невидимую деятельность души, жизнь внутреннюю, постоянно бодрствовавшую для общаго блага. В самом обработывании своих сочинений Крылов оставил нам прекрасный пример. Все у него доведено до выражения, столь безыскусственнаго и согласнаго с природою, что по видимому он находит в уме своем уже готовые на все стихи. Гоголь говорит о Крылове следующим образом: «Его басни — достояние народное, и составляют книгу мудрости самого народа... Всякая басня его имеет историческое происхождение. Не смотря на свою неторопливость и, по видимому, равнодушие к событиям современным, поэт однакоже следил всякое событие внутри государства: на все подавал свой голос, и в голосе этом слышалась разумная середина, примиряющий, третейский суд, которым так силен русский ум, когда достигает до своего полнаго совершенства. Строго взвешенным и крепким словом так разом он и определит дело, так и означит, в чем его истинное существо... Вообще его занимали вопросы важные. В книге его всем есть уроки, всем степеням в государстве, начиная от высшаго сановника и до последняго труженика, работающаго в низших рядах государственных... Ни один из поэтов не умел сделать свою мысль так ощутительною и выражаться так доступно всем, как Крылов. Поэт и мудрец слились в нем воедино. У него живописно все, начиная с изображения природы, пленительной, грозной и даже грязной, до передачи малейших оттенков разговора, выдающих живьем душевныя свойства. Все так сказано метко, так найдено верно, и так усвоено крепко вещи, что даже определить нельзя, в чем характер пера Крылова. У него не поймаешь его слога. Предмет, как бы не имея словесной оболочки, выступает сам собою, натурою перед глаза. Стиха его также не схватишь. Никак не определишь его свойства: звучен ли он? легок ли? тяжел ли? Звучен он там, где предмет у него звучит; движется, где предмет движется; крепчает, где крепнет мысль, и становится вдруг легким, где уступает легковесной болтовне дурака. Его речь покорна и послушна мысли, и летает, как муха, то являясь вдруг в длинном шестистопном стихе, то в быстром одностопном: расчитанным числом слогов выдает она ощутительно самую невыразимую ея духовность».

XIV.

Оканчивался семидесятый год жизни Крылова, когда, прошло пятьдесят лет со времени появления в печати сочинения его: Филомела. Русские литераторы пожелали торжественно отпраздновать наступавший день рождения Крылова, вместе с юбилеем авторской его жизни. Министр народнаго просвещения испросил соизволения Его Императорскаго Величества на предполагавшееся празднество. 2-го февраля 1838 года оно совершено было здесь в Петербурге с полным великолепием. Не было почти ни одного человека, каким-нибудь талантом замечательнаго, кто бы не содействовал успеху этого народнаго праздника. Государь Император, в изъявление Высочайшаго благоволения Своего к баснописцу, пожаловал ему в этот день орден Святаго Станислава со звездою второй степени. Великие Князья Николай Николаевич и Михаил Николаевич приезжали поздравить Крылова. Министр народнаго просвещения, Оленин, Жуковский и другие литераторы приветствовали его за обедом (где находилось до 300 человекъ) приготовленными на этот случай речами и стихотворениями. Жуковский, между прочим, выразился следующим образом: «Мы благодарим вас, во-первых, за самих себя, за столь многия счастливыя минуты, проведенныя в беседе с вашим гением; благодарим за наших юношей прошлаго, настоящаго и будущих поколений, которые с вашим именем начали и будут начинать любить отечественный язык, понимать изящное и знакомиться с чистою мудростью жизни; благодарим за русский народ, которому в стихотворениях своих вы так верно высказали его ум, и с такою прелестью дали столько глубоких наставлений; наконец, благодарим вас и за знаменитость вашего имени: оно — сокровище отечества и внесено им в летописи его славы». В стихах князя Вяземскаго о Крылове сказано в одном месте:

 Забавой он людей исправил,
 Сметая с них пороков пыль;
 Он баснями себя прославил,
 И слава эта — наша быль.
 И не забудут этой были,
 Пока по-русски говорят:
 Ее давно мы затвердили,
 Ее и внуки затвердят.

В заключение торжества, присутствовавшие на празднике согласились участвовать, чтобы в память этого события выбита была медаль с изображением Крылова. Когда было доведено о сем до сведения Государя Императора, Его Величество Высочайше повелеть соизволил медаль выбить на счет казны, а подписку открыть для составления постояннаго капитала, котораго процентами могли бы в учебных заведениях содержаться молодые люди, под названием Крыловских стипендиатов. Крылову, еще при жизни его, уделено было судьбой счастие поместить двух сирот в здешния гимназии на счет суммы, собранной в прославление его имени.

XV.

С 1841 года Крылов покинул навсегда службу и переехал жить из Библиотеки на Васильевский остров. Высочайше повелено было производить ему пенсии 11,700 р. ассигн. Он, усыновив семейство крестницы своей, находил забаву в обучении грамоте детей ея и в повторении с ними уроков музыки. Крылов прожил до 1844 года и скончался 9-го ноября. Государь Император, на погребение знаменитаго поэта, приказал отпустить из казны 9,000 р. ассигн. Санктпетербургский университет и Академия наук приняли участие в изъявлении последней почести Крылову, как своему члену. Знатнейшия особы государства и люди самаго простаго звания с равным чувством прискорбия провожали тело его до Александро-Невской лавры, где оно погребено на тамошнем кладбище. Голову Крылова украшал лавровый венок, которым он был увенчан в день своего юбилея. На груди его лежали цветы, которые получил он от Государыни Императрицы Александры Феодоровны, и хранил, как святыню. При закрытии гроба его положена туда медаль, в память бывшаго в честь его празднества.

Признательность соотечественников к великому баснописцу не охладела с его кончиною. Вслед за почестями, оказанными ему при жизни и при погребении, все пожелали воздвигнуть памятник ему, и тем увековечить славу его в самом отдаленном потомстве. И это общее желание удостоено было Всемилостивейшаго соизволения Государя Императора. Подписка на памятник Крылову, производившаяся по всей России, дала возможность украсит Петербург изображением того, кто своими тихими трудами увековечил славу нашего отечества. Колоссальная бронзовая статуя баснописца, на гранитном пьедестале, украшенном бронзовыми же изображениями главных лиц его басон, вылеплена и отлита нашим известным скульптором, бароном Клодтом, и поставлена в Летнем саду, близ главной аллеи.

Автор П.А. Плетнев