Пени Адаму и Еве

 Жене крестьянин говорил,
Иль паче праотцев пред нею он журил:
 «Когда б Адам и Ева
Не скушали плода с заказанного древа,
 Я жил бы как хотел,
И над сохою бы, трудяся, не потел».
   Бранит Адама
  И кавалер, и дама.
 Услыша господин Адаму брань,
И что поет мужик жене несвойску дрянь,
Крестьянина зовет боярских щей отведать:
И мужа и жену к себе зовет обедать.
 Готов покрытый стол,
Поставлен на столе младой нежнейший вол,
 А попросту, теленок,
Который только чуть лишь вышел из пеленок,
Индейка, утка, гусь, бараний с кашей бок,
   Свинья копчена
  И с курицей пирог;
  Яичница дрочена,
 Курдюк ордынския овцы,
  Щи, потрох и рубцы.
Наелся мой мужик; да это и не чудо.
  Вот это только худо:
  Одно закрыто блюдо,
  И раскрывать его
 Не велено ни для ради чего.
  Наедине, как верну другу,
  Супруга говорит супругу:
«Посмотрим, муженек, какое ество тут». —
«Ах, женушка, нельзя; за это так толкнут,
  Что мы не скоро встанем,
 И разве от дубины вспрянем». —
«Однако муженек и душенька моя!
 Иль барин наш ворожея?
Когда ему о том никто из нас не скажет,
 Так чем он то докажет?» —
«И впрямь так, женушка; а крышка не крепка,
Печати нет на ней и нет на ней замка».
  Раскрылась крышка,
 А там сидела мышка
 И выскочила вон;
 Прешел мужик закон.
Стола боярского мышонок не забудет,
 Однако уж назад не будет.