Человеколюбивый друг

Сколь, благополучно живет тот человек, которой познает свои должности и горит человеколюбивым желанием наполнять оныя! и хотя его никакое обязательство к услугам не принуждает, но он находит обязательство, повиновение и принуждение к тому в своем сердце; он почитает благополучие других собственным своим блаженством, и сожалеет об нужде другаго так, как о собственном своем несчастий. Все, что им ни обладает, есть только усердное желание видеть весь свет в таком же благополучии, какого он себе желает. Когда щедрая его рука доставляет тебе счастие и спокойствие, то сие непринужденная в нем склонность, побужденная силою слез твоих: он видит, что ты того достоин, и что в состоянии он тебе помочь, то наделит он тебя щедрее, нежели ты надеялся. Не с тем награждает он тебя, чтоб ты ему раболепствовал, чтоб нарушил из благодарности к нему совесть, и предавши себя за милость его ему вечно, думал и разсуждал по его желанию. Он не вспомоществует тебе из одной только слабости, дабы погруженнаго его в сластолюбие не устрашала бедность, и чтоб коль наипаче оказал он благодеяние свое тебе за то, чтоб после оным безпрестанно попрекать тебя. Не для того возстановляет он щедротами своими твое благополучие и принимает тебя в свое покровительство, чтоб он безумолкно твердил: я возвел его из бедности до великаго счастия, я возхотел сделать его великим, и он великим сделался7 Нет; когда человеколюбивый друг печется о твоем благоденствии, то верь, что не ожидает он возмездия себе до гроба. Он еще на против того просит тебя скрывать его благодеяния: Бог и собственное сердце его суть любезнейшие ему свидетели. Гордость и корыстолюбие не управляют его благостынею. Что природа и здравой разум ему повелевают, и чего нужда твоя требует, то и побуждает его без славы и мзды к наполнению истиннаго человеколюбия. Никогда не почувствует он в себе слабости ускорить к тебе на помощь; знатность его, друзья, чины и благоденствие суть посредствия твоего счастия; но если он не может изполнить сего делом, то разум его и опыты послужат тебе советом.

Он говорит сам себе: Всевышняя десница одарила меня сверьх богатства и могущества, волею и разумом; последния из сих дарований употреблю я на то, чтоб первыя делая мне пользу, были полезны и другим людям. Пользует ли великое сокровище? и не может ли оно, будучи без употребления, сделаться добычею праха и моим мучением? Или мне, так как безумному, оковать купно с ним сердце и совесть, разум и удовольствие? Сколь беден я сделаюсь, ежели, будучи обладателем моего сокровища, стану остерегать его преисполненный безпокойствия! Разве для того получил я наследство моих предков, чтоб умереть богатее их? И ежели только сей плод богатства моего, чтоб предав себя сребролюбию, быть при всем изобилии бедным и терпеть нужду: то проклинаю я мое счастие и богатство сие называю бременем, которагоб с радостию желал лишиться. Тот, которой кормится трудами рук своих, и в поту прилежания своего снедает хлеб свой, почтет себя спокойнее при последнем куске и не променяет бедной своей жизни на величайшее мое таковое счастие.

Я вижу, как разточает Гаргиль великое свое богатство, в столовой его горнице поставляется всегда двадцать блюд кушанья, вижу что стол его всем открыт, и безпрестанно новыя кушанья поставляемыя на стол показывают, что предки не напрасно наделили его имением. Правда, что Гаргиль живет хорошо, и приезжает в полночь! Как бы кто поздно к нему ни приехал, всегда угощен будет. Гаргиль запотчивает тебя разными кушаньями, по том нападет на тебя с стаканами и утопит тебя в вине. Хотя уже голова твоя и закружится, однакож просит он тебя: пожалуй выкушай. Ты шатаешься; шатайся хорошенько, по тому что Гаргилю сие приятно. Он увидя тебя на другой день смеется, для того что ты морщишь с похмелья лоб, и по приязни его выходишь из дому болен. Вот как употребляет Гаргиль свое имение, и мотовство, коим он ево проживает, именует великодушием; он думает, что живет благоразумно, но вместо того столь неумеренно, что дом его весь город к роскоши побуждает.

Пускай, говорит человеколюбивый друг, пускай воздвигает Суффек здании и помышляет при жизни еще своей прославиться вечно великолепным строением; но какую принесут ему похвалу высокия стены, когда потомки получив наследство его предадутся в нем сластолюбию? Пускай опустошает он кругом леса, и заводит богатые сады; но все сие клонится к великолепию, а не к человеческой пользе: он украшает сады и домы свои картинами, истуканами и столбами; но слава сия не ему, а художникам принадлежать будет. Я не хочу тратить моего имения, которым счастие меня наделило, чтоб украсить светящимися вещьми порядочно убранной мой покой; он довольно способен к содержанию меня и принятию моего друга, которой охотно меня в нем посетит и им не возгнушается. Гостям и друзьям всегда мой стол открыт; и ежели здоровая моя пища усладит вкус их, то для чего гоняться мне за изобилием произрастающим в полях, лесах и морях, и отягощающим стол и собственное мое здоровье? Когда разумной друг насытит меня при небогатой моей пище остроумными своими разговорами, так я довольно сыт, и не поменяюсь столом моим с тем, которой при великом множестве блюд жалуется, что на еду его не позывает.

Свет довольно имеет способов к моему благополучию. В чем не имею я нужды сам, то должно предоставить ему; ибо творец не токмо для сущих нас создал богатства мира сего, но и для тех, кои впредь родиться будут. Что многия богобоязливыя и искренния сердца претерпевают недостаток, и удрученные летами старики умирают от бедности, так как младенцы; что многие стенают отцы не возмогши со всею их прилежностию и неусыпными трудами накормить до сыта детей своих: так разве натура сему причиною? Разве не довольно богато она ваделяет? Никак; но мотовство, спесь, скупость, хитрость, корыстолюбие и обманы довели свет до бедности. Окаменелое сердце злаго человека может вспомоществовать, но сделать сего не хочет. Филет стенает еще в бедности и печали. А для чего? По тому что не обретает он по сих пор Самарянина. Он страдает безвинно, и давно бы уже утешился, если бы не был нечувствителен и скуп к состраданию.

Так разсуждает человеколюбивый друг; но он не токмо что разсуждает, да и самым делом изполняет. Он расточает с благоразумием свое имение, и радуется, что умножает он число довольных, и уменьшает бедных; хотяб давно уже его и на свете не было, но бедность не так скоро еще после его разпространится. Он вспомоществует наукам, по тому что охраняя их, подкрепляет истинну, возстановляет добродетель и сопротивляется величайшему супостату и сыну тьмы суеверию, которое прогневляет Творца и ненавидит сии науки. Человек, котораго одарило естество щедрее духом, нежели счастием, заслуживает друга сего почтение, и он старается возвысить его примерами, разумом, великодушием, помощию и попечением, и желает сделать его разумным, благородным, чистосердечным, великодушным и счастливым. Может ли что сего быть благороднее, когда желая оно служить для общей пользы возпитывает не от своей крови рожденное дитя? Отец даровал ему только жизнь, но он обучил его наукам и поведению; ктож для него более добра сделал?

Он определяет в целой год. известное число денег. Для кого? может быть для льстецов и объедал, может быть награждает он ими стихотворцов за похвальные лавровые венцы? О неш! стыдись так об нем помышлять; он строит домы вдовицам, призирает бедных сирот, и почитает себя тогда счастливым, когда они щедростию его сделаются способны к общественной пользе. Да будет, говорит он, семя сие, по смерти моей похвалою мне и напоминовением.

Как ростовщик считает по прошествии года, колико рост приумножил его имение: подобным сему образом считает человеколюбивый друг каждой день приращение своего благодеяния и плоды трудов его. Он смеется суетной пышности, для которой разточая Марулль свое имение, содержит множество безполезно предстоящих ему слуг, которые как ему самому, так и лошадям его в праздности и нечистоте подобны; но человеколюбивый друг желал бы сими деньгами из любви к человечеству и святым должностям обрадовать великодушно в бедности стенящаго и возстановить божественно рыдающаго на одре. Одной только покорной области недостает ему, чтоб сделаться владетелем. Соберитесь народы и вручите ему скипетр. Он будет столь же премудро как Антонин, столь кротко как Траян и столь великодушно как Август управлять своим царствием. Он почитает, что благополучие и народ не для одного его созданы, но что он для услуг всем создан от Бога, и он желает Творцу своему, так как по его образу сотворенный, уподобиться истинным величеством, кое ищет он в любви и в ней находит оное. Никакая неблагодарность не отвращает его от оказания тебе сугубых услуг. Изпытай сие, сделайся его врагом, и ты скоро оным быть перестанешь. Благодеяния его ослабят тотчас ненависть твою и гонение; и великодушием отмстит он тебе за твои утеснения.

Где же плоды всей его добродетели? О друг мой, не так скоро сомневайся о пользе произходящей от его щедрости. Земледелец удобрив в осеннее время свою пашню, засевает ее сохраненными к сему зернами, и хотя не видит он от того вдруг плода, хотя посеянный его хлеб покрывается землею и снегом, однакож он не отчаевается; когдаж наступит весна, то пашня его предвестит ему в лето богатую жатву, озимь его позеленеет, семя начнет цвести и зеленые стебельки, сколь малы они сперва ни казались, размножатся и сделаются твердыми стеблями; и тогда принесет каждое зерно в полных колосьях столько плода, что ты несколько дней питаться можешь. Таким же образом и плод благодеянию не мгновенно приобретается. Положи теперь основание к благополучию сироты. Сие кажется не великое дело, и что пользы в том, когда призирая одного, видишь ты, что тысячи таковых оплакивают свое несчастие? Но подожди малое время, пока сирота сей возмужает и придет в состояние вспомоществовать разумом, искуством и имением. Он будет помогать, услуживать и стараться направлять и умножить столько же другаго благополучие, сколь умножено его собственное. Таким образом произведет счастие одного многих домов спасение, а домы сии споспешествуют благополучию целых областей; и так руководство перваго, чрез благополучие другаго будет еще и по смерти его свету полезно.

О еслиб человек сделался покровителем человеков, то бы многия горести им неизвестны были! и еслиб сердце каждаго наполнилось духа человеколюбия, тогдаб и склонность к ненависти и зависти в нас не раждалась. Бог сотворил нас в свет с тем, чтоб мы как члены в нем один другому помогали. Но мы пребывая в сем нечувствительны, разрываем сей союз и устрояем счастие наше на погибели другаго.

Ты имеешь разум и искреннее сердце, но ежели в сем со мною не согласуется, то почувствуешь над собою власть слепаго усердия, которое только по наружности есть свято, но делами своими пред Богом порочно. И коль скоро из любви к Богу оному повинуешься, то возненавидя и притесняя тебя выгонют от себя со злобою под видом святости, и будут стараться опустошением и варварским мучением обратить тебя в Христианство. Разве нетш еще у нас таких владений, кои почитая себя правовернейшими пред Богом стараются непозволительным образом, проливая нещадно кровь, умножать число Христиан и изтреблять еретиков, кои иногда гораздо блаженнее православных мучителей их умирают.

Так то ненавистно ввергает человек подобнаго себе в жестокое несчастие, и с каким великодушием усердствует он своему ближнему! Придите блаженныя времена, возвратитесь златые веки древности, в которых истинна, верность, правосудие и человеколюбие обитали!

Перевод М. Матинской

Дополнительно по теме

• Короткие басни разных авторов