Угождающий и неугождающий всему свету живописец

Чем менее подозревают в неверности твои сочинения, тем более должен ты остерегаться, и не выступать из границ вероятности. Путешественник, которой сего не наблюдает, унижает цену собраннаго им описания; а тот, кто утверждает, что одним им обращено в бегство целое войско, заставляет сомневаться о своем мужестве. Лесть только одна никогда не может быть гнусною. Величайшия похвалы, да и самыя невозможности, едва кажутся достойными тех, которым соплетаются ласкательства, и чрезвычайная ипербола (*) представляется недостаточна и слаба для химеры самолюбия.

Некоторой живописец писал портреты с такою точностию, что с перваго взгляду не льзя было в них ошибаться. Он изображал взор, черты и цвет лица смелою кистью, и работа его казалась дыщущею: гнушаясь ласкательством, не употреблял он никогда искусства своего на одушевление бледных теней увядшей младости; будучи искренним и верным подражателем, выяснял каждой мускул во всем его совершенстве, снимая бороду, рот и нос с природным их размером: словом, малевал он весьма совершенно, представляя с крайнею точностию во всякой копии подлинный возраст оригинала.

Сей странный образ искусства отвратил от него всех приятелей, а списанные им портреты, оставшись в его доме составили покрытую пылью кучу.

Должно следовать обыкновению сказал он сам себе; надобно льстить. Прияв твердое намерение поступать посему правилу, поставил пред собою два превосходные бюста, один Аполлонов, а другой Венерин; брал с них лица всех приходящих к нему особ, и с них же оныя выправлял, придавая самым настоящим глупцам совершенной и разумной вид.

Один Милорд желал иметь его работу. В назначенный час живописец приготовился, и Милорд прибыл: художник, дав господину приятное расположение, посадил его в самом лучшем свете; обрисовал картину, наложил первыя оттенки, говоря ему о древней Греции, о цветах Титиановых красок и о видах Гидовой головы. Милорд! какой разум сияет в сих глазах! Рафаелу только можно удержать все их блистание; признайтесь, что эти нежныя черты весьма трудно изобразить; но имейте несколько терпения, и после извольте разсуждать о силе нашего художества.

Взгляните Милорд! — Милорд глядел с примечанием; мне кажется, сказал он, у меня рот больше и нос гораздо длиннее, да я уже не столько и молод, любезный друг, как ты меня здесь намалевал. О! извините, говорил живописец; что до этого касается, то оставьте одним нам о сем судить: я вам ручаюсь, портрет весьма на вас похож; всякой простой человек его узнает. Милорд еще разсматривая снова, признается в своей ошибке, и зеркало не так кажется ему верно, как сие изображение.

Приходит знатная госпожа, живописец списывает Венеру и искусство его превозносится похвалами от любовника, которой находил в портрете точное сходство с заключенным в сердце его образом. Наконец художник сей, учинившись льстецом, делал всех прелестными, и красавицы, которых он списывал, были все им довольны.

Во всем городе говорили только о его совершенстве; работа его нравилась всем вообще; и цена трудов возвысилась вместе с его славою. Естьлиб продолжал он писать с прежнею точностию, то какой бы человек узнал свой портрет? Вместо того, чтоб копировать, делал он оригиналы, с коих каждой находил в себе вернейший подлинник.

(*) Риторическая фигура.

Перевод Н. Новикова

Дополнительно по теме

• Короткие басни разных авторов
• Басни про Художника