Большая обезьяна и курятник

Придворному, обегающему по утрам передние вельмож.

Часто отдаем мы наше почтение наружной блистательности. Благородие, богатство и власть получают всегда как низкость, так и подлыя наши изгибательства. Должно признаться, что сии достоинства заслуживают уважение, но единая добродетель делает цену их справедливою.

Мы склонны взирать на знатность пристрастным оком, и легко верим, что Милорд ......... против предков своих имеет добродетели выше многими градусами. Оне ни мало не сомнительны; мы обретаем их и одобряемы публичными росписьми; но не уже ли Милорд .... превосходит своих родоначальников? Когда снаружи разсматриваем мы богача, то блистание его весьма ослепляет; ибо злато имеет силу часто делать добро, везде, где его ми видим, заключаем, что оно сие точно производит, как будто бы власть имела конечное свойство склонять волю к полезному; но не видали ли мы целые народы, обожавшие своих грабителей.

Разсмотри пристальнее свиту пресмыкающихся богачей: конечно в другом месте не увидишь ты таких подлых льстецов: с какою опрометчивостию и с какою гибкостию они раболепствуют! к коликим злодействам душа их уготовляется! превозносясь низостью своею, почитают они ласкательство за самомалейшее преступление. Какую жертву, какое обожение не подносили они всюды, и всяким вельможам! тогда весь Лондон бежал толпами, желая ускорить к возстающим от сна Министрам, к тем самым Министрам, кои угнетали государство, коих деяния заслуживали единое презрение и ненависть, которые однакож имели своих ласкателей, превозносивших похвалами их предприятия, гораздо гнуснейшия тех сновидений, кои раздаются от безумных восторгов. Жестокий Молох повелел проливать кровь младенческую; но сии лживые политические боги требовали заклания целых народов.

Обрати взор твой на древние дворы Царей; увидишь, что власть, в них обитавшая, была идолом человеков, и что она обожалась ими под различными изображениями: лев, обезьяна и лисица попеременно пользовались служением наемных рабов, низких в нещастиях и напыщенных в изобилии.

Праведное небо! возможно ли, чтоб чины возбуждали в иих гордость? О! сколь прелюбочестие их слабо, и тщеславие их безумно! любимцы случая имеют непостоянный жребий, и могущество их питается единым подуванием ласкателей. Они, подобясь мыльным пузырям пускаемым младенцами, чем больше надмеваются, тем паче ускоряют свое уничтожение, и лопнув оставляют по себе токмо одне подлыя, слезы.

Некоторая девица, от времени и страстей лишенная красоты, ища чем нибудь заняться и утешиться, вздумала выкармливать птиц и разных животных. Она имела собак, обезьян и попугаев, составляющих забаву ея и сообщество.

Одна большаго роду обезьяна, во есем почти подобная человеку, как ростом, так и образом, более прочих пользовалась ея милостию; она хватала все, что ей ни попадалось, и крала лучше всякаго проворнаго слуги. Разум ея и дарования побудили госпожу думать, что она великую имеет способность к важным делам. Таковое достоинство делало мартышку весьма годною к достижению великаго чина: и так поручила ей госпожа смотрение за всем птичьим двором. Должность сия состояла в том, чтоб дважды каждой день его осматривать, и давать корм.

При первом свете восходящей зари глад пробуждал всех пернатых: индейки, павлины, утки и цыпляты, прибегая теснились дверей сего новаго министра, дабы воздать ему поклонение. Он является, и все пред ним изгибаются: одне выхваляют его лице и стан, другия превозносят природныя в нем дарования и исполненный величества взор; одним словом, ласкательство разверзает их зевы, а министр слушает оное с подобною человеческой уверенностию. Льстя самолюбию изясняют оне чувства свои.

Естьли бы в прежние веки имели справедливость, то какая бы приходила прибыль от важнаго места? Обыкновение тогдашняго времени вельмож и казначеев было такое чтоб приуготовить себе спокойное и богатое убежище. И так обезьяна наша начала, как совершенный их подражатель, замышлять о своих выгодах.

Близь сего птичника жила торговка плодов, коея лавка в целый год оными была наполнена: мартышка, приходя к ней всякой день, пожирала их до пресыщения, и забирала оных столько, чтобы запасть себе целой закром; она уговорилась с продающею, что заплата за забранное выдастся ей житом.

Вскоре весь хлеб был издержан, а отчету никакого в том не дано. Оголодавшия птицы зачали разсматривать и подозревать: примеченное воровство доказано справедливо: обезьяна принуждена была все то, что ни забрала, возвратить; и хотя имела она чин перваго Министра, однакож была наказана, прикована и от перваго своего состояния соблюла одну токмо гордость.

В некоторой день увидела она проходящаго мимо ея тюрьмы гуся, котораго помнила еще привязанность к себе и утренния посещения. Как, вскричала она, не отдавать мне ни малейшаго почтения, и не сделать мне поклона! ей ей животныя сии весьма неучтивы: бездельник! не прошло еще двух дней, как ты разстилался предомною гораздо ниже всех моих льстецов.

Безумная горделивица! отвечал ей гусь! признаюсь, я тебе ласкал, но ведай, что одно токмо жито привлекало нас к тебе с утренними визитами; из сей одной причины бродил я за голодными твоими придверниками, и платил тебе за твой хлеб пустыми противоистиннами; но тогда, как и теперь, мы тебя презирали, а почитали один только чин твой.

Перевод Н. Новикова

Дополнительно по теме

• Короткие басни разных авторов
• Басни про Гуся
• Басни про Обезьяну