Картина

Уж ночь на Петербург спустила свой покров; 
Уже на чердаках у многих из творцов 
Погасла свечка и курилась, 
И их объятая восторгом голова 
На рифмы и слова 
Сама собой скатилась.

Козлова ученик 
В своем уединеньи, 
Сидевший с Гением в глубоком размышленьи, 
Вдруг слышит стук и крик: 
«Где, где он? Там? А! Здесь?» — и видит пред собою 
Кого ж? — Князь Ветров шарк ногою!

«Слуга покорнейший! а я, оставя бал, 
Заехал на часок за собственным к вам делом. 
Я слышал, в городе вас все зовут Апеллом: 
Не можете ли вы мне кистию своей 
Картину написать? да только поскорей!

Вот содержание: Гимен, то есть бог брака, 
Не тот, что пишется у нас сапун, зевака, 
Иль плакса, иль брюзга, но легкий, милый бог, 
Который бы привлечь и труженика мог, — 
Гимен и с ним Амур, всегда в восторге новом, 
Веселый, миленький, и живчик одним словом, 
Взяв за руки меня, подводят по цветам, 
Разбросанным по всем местам, 
К прекрасной девушке, боготворимой мною — 
Я завтра привезу портрет ее с собою, — 
Владычица моя в пятнадцатой весне, 
Вручает розу мне;

Вокруг нее толпой забавы, игры, смехи; 
Вдали ж, под миртами, престол любви, утехи, 
Усыпан розами и весь почти в тени 
Дерев, где ветерок заснул среди листочков... 
Да! не забыть притом и страстных голубочков — 
Вот слабый вам эскиз! Чрез два, четыре дни 
Картина, думаю, уж может быть готова; 
О благодарности ж моей теперь ни слова:

Докажет опыт вам — прощайте!» И — исчез. 
Проходит ночь; с зарей, разлившей свет с небес, 
Художник наш за кисть — старается, трудится: 
Что ко лбу перст, то мысль родится, 
И что черта, 
То нова красота.

Уже творец картины 
Свершил свой труд до половины, 
Как вдруг 
Почувствовал недуг, 
И животворна кисть из слабых рук упала. 
Минута между тем желанная настала: 
Князь Ветров женится, хотя картины нет. 
Уже он райские плоды во браке жнет; 
Что день, то новый дар в возлюбленной княгине; 
Мила, божественна, при всех и наедине.

Уж месяц брака их протек 
И Апеллесову болезнь с собой увлек. 
Благодаря судьбину, 
Искусник наш с постели встал, 
С усердьем принялся дописывать картину 
И в три дни дописал. 
Божественный талант! изящное искусство! 
Какой огонь! какое чувство!

Но полно, поспешим мы с нею к князю в дом. 
Князь вышел в шлафроке, нахлучен колпаком, 
И, сонными взглянув на живопись глазами: 
«Я более, — сказал, — доволен был бы вами, 
Когда бы выдумка была 
Не столь игрива, весела. 
Согласен я, она нежна, остра, прекрасна, 
Но для женатого... уж слишком любострастна! 
Не можно ли ее поправить как-нибудь?.. 
Какой мороз! моя ужасно терпит грудь:

Прощайте!» Апеллес, расставшись с сумасбродным, 
Засел картину поправлять 
С терпением, артисту сродным; 
Иное в ней стирать, иное убавлять, 
Соображался с последним князя вкусом. 
Три месяца пробыв картина под искусом, 
Представилась опять сиятельным глазам; 
Но, ах! знать, было так угодно небесам:

Сиянье их совсем затмилось, 
И уж почти ничто в картине не годилось. 
«Возможно ль?.. Это я? — 
Вскричал супруг почти со гневом. — 
Вы сделали меня совсем уже Хоревом,
Уж слишком пламенным... да и жена моя 
Здесь сущая Венера! 
Нет, не прогневайтесь, во всем должна быть мера!»

Так о картине князь судил, 
И каждый день он в ней пороки находил. 
Чем более она висела, 
Тем более пред ним погрешностей имела, 
Тем строже перебор от князя был всему: 
Уже не взмилились и грации ему,

Потом и одр любви, и миртовы кусточки; 
Потом и нежные слетели голубочки; 
Потом и смехи все велел закрасить он, 
А наконец, увы! вспорхнул и Купидон.

Дополнительно по теме

• Короткие басни Дмитриева

Одноимённые басни

• Емельянова О.В. — Картина
• Крылов И.А. — Картина